"Золотой храм"
May. 2nd, 2011 01:38 pmПрочитал "Золотой храм". Не разочарован, но и не восхищен. Финальные попытки Мисимы "отпрепарировать" красоту храма показались мне слишком рациональными. Насколько я рационален, но все же в понимании красоты придерживаюсь ощущений, а не разумных объяснений. Храм мне было жалко. Я нашел фотографии реального храма в начале 20 века – он был очень старым и не производил ни малейшего впечатления прекрасного (и от этого его еще жальче). Вновь отстроенный храм (его доделали лишь 8 лет назад) сверкает золотом, и все же выглядит не так, как его можно представить из книги. Тот монах, а звали его Hayashi Yoken, не имел к его восстановлению никакого отношения, поскольку умер в психиатрической больнице в 1956. Насколько известно, Мисима не знакомился с материалами следствия, мотивы, движущие монахом, ему были неизвестны, и он постарался сделать его не глубоко больным человеком, а вполне адекватным и разумным, построенным по образу и подобию самого Мисимы. На мой взгляд, он совершил ту же "ошибку", что спустя годы сделал Зюскинд в "Парфюмере": оба автора наделили своих героев тем духовным миром, который был для них слишком велик. У Мисимы есть несколько "второстепенных" мыслей, которые показались мне куда более удачными, нежели витиевато-красивые рассуждения на тему красоты. Прежде всего, это та дилемма, с которой сталкивается герой: какой красоте поклоняться? – женской или красоте храма. В любом случае он совершил бы преступление, но в первом случае стал бы "японским Гренуем", причем столь же серым и невыдающимся, каким из него получился "японский Герострат". Невозможность любить женщин, потому что все отдано другой любви, автор раскрыл прекрасно, поскольку знаком с этим на собственном опыте. Тема красоты того, что умрет или умерло, изображена в виде легкого наброска, отдельных чувств и предчувствий, в ней нет того занудно-нарциссианского мудрствования, которым наполнена книга, когда речь заходит о красоте вообще и Золотом храме в частности. Мне эта тема близка: я испытываю особое притяжение к тому, чего уже нет, и что вот-вот исчезнет. Нет, я не считаю это особо прекрасным – мною двигают иные интересы, но ощущения Мисимы мне отчасти понятны. В памяти книга останется благодаря отдельным образам и эпизодам, как, например, выплывающие из тумана посадки бумажных деревьев и брошенная на пол икебана из ирисов и хвощей. Конечно, и таких личностей, как Касиваги память сотрет не скоро.